Если у истоков выездного туристического извода Крымского текста русской литературы как южного полюса Петербургского текста стоит Пушкин, то проводником отъездного крымского кинотекста как субтекста одноименного сводного сверхтекста русской культуры стал Владимир Набоков.

Царствование Александра III на первый взгляд может представляться "золотым веком" русского консерватизма и русского националистического движения. Все внешние признаки налицо: формула "православие, самодержавие, народность" была восстановлена в своих правах, с либеральными реформами после недолгого колебания было покончено.

Но услаждает рабство, конечно же, свобода. Безбожие, безродство – вот что освобождало, но уродовало, коверкало. Самое гадкое в советской системе, что и покушалось на душу человека, в общем-то лишая её, души. Но если всё же страдали, выстрадали, то что же, ту же свободу? И что вернулось? Какая Россия?

Если мы прощаем писателю его знание наших сокровенных, спрятанных с глаз долой изъянов, то только за заразительное жизнелюбие. Такой писатель помогает нам простить самих себя. Не потому ли столь удачно и результативно прожил он последние семь лет?

Мы наблюдаем смену ориентиров в нашей прозе – ориентация на остроту социальной проблематики, которая совсем недавно была объявлена чуть ли ни главным брендом в нашей сегодняшней литературе, сменяется ориентацией на проблематику бытийную.

По мнению "Учителя года-2006" Андрея Успенского из Череповца, новая система оплаты труда была придумана для того, чтобы поощрить тех, кто хорошо работает. А получилось так, что важно, не как кто работает, а где.

Буржуазный уютный устоявшийся предвоенный мир приговорен; он превращается в нечто чудовищное. В ледяной атлантической воде 1912 года утонули 1514 человек, в окопной мерзости Первой мировой – миллионы. И ведь никто их не убивал – кроме них самих.

Религиозные практики в СССР: выживание и сопротивление в условиях насильственной секуляризации

Тем временем зал заполняется хомячками, довольно крупными и раскормленными. У многих в руках – непонятные, но смешные плакаты. Хомячки с интересом смотрят на возню доверенных лиц, некоторые даже пританцовывают. Занавес не хочет опускаться.

Под натиском новых исторических документов рушится традиционный образ немецкой классической философии, растиражированный в многочисленных учебниках и популярных изложениях. Множество ранее неопубликованных текстов и биографических свидетельств дают возможность увидеть творчество ее основных представителей как work in progress и по-новому посмотреть на взаимоотношения между конкурирующими философскими проектами эпохи.

"Болотная" - это рассерженные пользователи, покупатели, которым подсунули гнилой помидор. Но они не собираются организовать колхоз, совокупно своими руками вырастить идеальный помидор и все вместе продать его себе же в собственноручно построенном магазине. Других дел хватает.

Когда любовь народа прошла, не осталось ни одного института, который был бы способен подхватить знамя власти из его слабеющих рук. Мы оказались как будто на руинах. Вдруг выяснилось, что и здесь конь не валялся, и там, как будто мы только что пришли в этот мир.

Может быть, понятие "русские" совершенно неактуально, раз не вызывает никаких актуальных ассоциаций? Сто лет коммунистически-демократического режима доделали своё дело? Так нет же. "Русские" - это удивительно вкусно, искристо и остро! Вот только непонятно, как это выглядит…

Неожиданно тяжелый ход войны и воспринятый как "позорный" Берлинский трактат продемонстрировали высшей власти, что национальное движение является не таким уж удобным объектом управления, и его цели могут радикально расходится с направлением правительственной политики.

Политическое вновь возвращается в нашу жизнь, и возвращается многочисленными и вполне индивидуализированными речевыми оборотами, что внушает надежду на то, что эта политика не будет очередной раз соблазнена "сильными" визуальными образами.

Самое важное, самое главное сейчас – создание практики дискуссии, очищение и защита такого особого места – середины, сердцевины общества, пространства для нормального диалога. Проблема в том, что он, этот диалог, должен вестись постоянно и "снизу", а не в ответ на вбрасываемые демагогами "пробные шары".

По большому счету все преподаватели, да и остальные догадывались, что большинство учащихся попадают в университет нелегальным путем. Для этого не надо никаких видеозаписей, официальных заявлений, данных и прочего. Для этого достаточно просто вести занятия у первокурсников.

"Радикальный протест" нулевых растворился в гораздо более широком и массовом переживании неизбежности социальных изменений. Это уже не" политическая критика" Путина и его команды, в ответ на которую можно было нанять трех писателей объяснять публике блага, дарованные нам путинским режимом. Сегодня это уже общее чувство, что "при Володе мы больше жить не будем".

Центральная тема переписки – осмысление случившегося, опыта революции и гражданской войны, попытка найти ответ на вопрос о причинах, критически осмыслить свое прошлое. Но поскольку это переписка политиков, то осмысление прошлого у собеседников неизбежно обращено своими выводами к настоящему и будущему – достигнуть понимания, как надлежит действовать сейчас.

Набор вошедших в книгу конкретных исследований наводит на мысль, что заинтересованными читателями "Теории повседневности", кроме социологов, могут оказаться нынешние инженеры человеческих душ. Ведь предмет наблюдения и анализа – это существование "маленького человека" в неких предлагаемых обстоятельствах.